|
Недоверчивый "предатель"
Этот человек
уже в третий раз записывался
на прием, и теперь он готов
был сказать что-то главное,
как мне показалось, когда он
вошел в комнату, протягивая
руку, с улыбкой на своем
круглом лице с двойным
подбородком, и с немного
выпученными глазами. Такими
благодушными и откровенными
выглядят как раз те
недоверчивые и смурые,
которые вначале знакомства
всем своим видом готовы
показать свое недоверие, и
даже вражду, но стоит
расположить их к себе
простым образом, и они
начинают верить безоглядно,
хотя и с некоторой тайной
мыслью, что для порядка надо
бы еще раз-другой
подтвердить чистоту своих
намерений, показать
искренность своего отношения
к ним.
-Я, наверное,
уже надоел вам? – смотрел он
мне в глаза очень уж
пристально, задавая этот
вопрос, и мне ничего не
оставалось, как состроить
гримасу крайнего удивления,
затем сменив это выражение
на что-то близкое к
отображению печали как
таковой, ответить ему
длинно, витиевато, что не
могу быть согласным с ним в
той части его предположения,
в которой он мог так странно
подумать, что необходимый
труд свой, дающий средства
на пропитание, я бы мог
опошлить такими проявлениями
личности, какими являются
цинизм и заносчивость.
Как мне
показалось, он не очень-то
понял меня, во всяком случае
в оттенках выраженной мысли
разбираться не стал, зато
верно воспринял мое
отношение к нему; хорошо
расположился к предстоящей
беседе, устраиваясь сразу на
диване, вопреки моим
"рекомендациям", что я
попытался выразить жестом,
указывая в сторону стула.
-Я не на
долго. Здесь лучше. Здесь я
спокойнее себя чувствую…
Вникать в
скрытый смысл сказанного и
тратить на это время, я не
стал – важнее было выслушать
слова, которые он произнесет
попозже, разъясняя мне
причину своего визита.
-Скажу
откровенно, вначале вы
произвели на меня
впечатление… ну, скажем так,
человека простого, с которым
удастся мило побеседовать, и
разойтись. Но, странное
дело, после первой нашей
встречи, я "загрузился"
основательно. Злился на вас,
что отняли у меня "покой и
сон", как писал поэт… Но
что-то в моей голове
зашевелилось и я постепенно
пришел к мысли, что так
больше жить нельзя, вернее,
так работать нельзя, такую
политику с подчиненными
проводить нельзя. Странное
дело, я считал себя
умудренным жизнью и опытом
человеком. Я был уверен, что
после того количества
тренингов, которые я прошел,
после прочитанной литературы
по психологии и менеджменту,
я не нуждаюсь в чьем-либо
совете, в какой-либо
коррекции. В принципе, как
вы знаете, ничего страшного,
плохого на моей работе не
происходит; и с подчиненными
я справляюсь, как надлежит
каждому начальнику, и в
личной жизни у меня все в
порядке. Да и пришел я к вам
по какому вопросу? Я имею
ввиду в первый раз. Чтобы
уяснить для себя, как бы со
своего рассказа давая вам
взглянуть со стороны на
ситуацию на работе, почему
всякий раз я вынужден бываю
убирать своего зама, как
только он достигает должного
уровня в своем
профессиональном развитии?
Брать уже обученного и
всезнающего я не могу,
поскольку уже обжигался на
тех, что мнят себя
суперменами; или просто мне
так не везло – не тех
рекомендовали рекрутеры, или
что-то во мне мешает молодым
людям оставаться дольше в
моей фирме – столько,
сколько надо. Брать каждый
раз необученного, обучать
его, чтобы потом со
скандалом расходиться?
Наверное, если б был я
бандитом, пришлось бы зарывать их
в лесах ленинградской
области…
-Вас потянуло
на кровь от отчаяния?
-Наверное, я
был в отчаянии, когда пришел
к вам. Не иначе – в кои веки
обратился бы к психологу!!!
Бред какой-то… Так вот после
первой встречи стало мне не
по себе и я, как мне
думалось тогда, и вовсе
запутался в себе. Чтобы не
показаться дураком, а еще
больше, чтобы что-то вам
доказать и все вернуть на
прежние места, я записался к
вам во второй раз. Вы снова
меня… убедили, что проблема
не столь актуальна, чтобы
тратить на нее деньги –
всяко человек работает
некоторое время, а потом
увольняется, оставляя место
для нового, а я за это время
обучился обучать их
необходимым навыкам,
учитывая специфику моего
бизнеса. Вроде бы такой
подходгреет, но все
равно окончательного
успокоения я не находил. Да,
согласен, что для того,
чтобы ученик не борзел и
не мнил из себя крутого,
надо постоянно давать ему
возможность совершать ошибки
и наказывать за них. Я
согласен, что надо хорошо
знать и представлять, на что
человек способен, чтобы не
удивляться его
изворотливости. Я быстро
наладил тот процесс, который
вы назвали "обратной связью
с массами" и избавился от
интриганов, который раньше
принимал серьезно – я
согласен с вами, что та
"обратная связь" путала
карты и обычную интригу с
корыстной
заинтересованностью
отдельных лица, я бы даже
сказал – отдельного лица, я
принимал как налаженную
агентурную сеть. Все это
было дилетантством – данью
моде, тем проповедям,
которые приходилось
выслушивать у дилетантов –
вы сами знаете, что в наше
время хрен от редьки не
всегда отличишь, уже не
говоря о других вещах, более
сложных… Но воз и ныне
там!..
Он прервал
свой монолог и уставился на
меня – так смотрят лжецы,
когда попадают в ситуацию, в
которой вынуждены
чувствовать себя
обескураженными…
-Вы сбились?
Потеряли мысль? Помочь вам?
-Вероятно –
да. Я что-то чувствую, но не
могу толком объяснить.
-Ну не можете
же вы подумать про себя
плохо, будто какая-то черта
характера вам не дает покоя,
будто в вас кроется привычка
видеть в каждом, кого
допустили до чего-то
сокровенного –
потенциального врага; и
главное, будто бы вы
способны находить в
поведении человека такие
признаки, по которым можно
судить о его намерениях как
об опасных, не честных, это
как минимум?..
Переживал он
мои слова долго; и вальяжная
поза его сменилась – теперь
он сидел, сам того не ведая,
совершенно напряженный –
телом поддавшись вперед,
локтями упираясь в колени,
теребя руки; и голова его
то наклонялась, будто он
кланялся кому-то, то
поднималась так, что мы
снова встречались глазами.
Я поддерживал
его состояние, выражая своим
лицом искреннее недоумение,
даже соучаствуя в поиске…
-Мне уже
говорили нечто подобное.
Правда, вы это сейчас
сделали очень уж деликатно.
А меня назвали однажды
параноиком – это была
женщина…
-Я бы не
посмел так легко вешать
ярлык на вас… Такое может,
наверное, только любимая
женщина?
Он улыбнулся,
махнул рукой.
-Какая там,
любимая! Очередная…
-По существу
она была не права?
-По ваши
словам – нет.
-Я про ярлык
только говорил.
-Значит я
все-таки похож на
шизофреника?
-Быть
человеком недоверчивым,
значит быть шизофреником? Вы
помните, что только что сами
назвали себя шизофреником?
Эдак вы скоро усомнитесь в
своей сексуальной
ориентации…
-Причем здесь
это?
-А причем
здесь шизофрения?
Он покраснел,
но не от гнева, а от
отчаяния, что ли? Спросил
тихим, надломленным голосом:
-Я чего-то не
догоняю?
-Мы
остановились на простой
штуке – на вашем характере.
-Да.
-С какого
момента вы начинаете бояться
своего ученика?
-Да не боюсь
я его?
-Тогда
спросим иначе – с какого
момента он начинает вас
бояться? Иначе ему не
пришлось бы с вами спорить.
-Это деловой
спор.
-Хорошо, про
спор не станем уточнять.
Когда вы решаете, что лучше
начать с нового человека?
-Ну, когда
прихожу к мнению, что пора
его уволить.
-Очень ясный
ответ. Это всегда случается
однажды, после того, как
спор не получается…
выиграть? Говорят ведь, что
картина мира другого
человека только тогда
понятна, если ты способен
менять ее в определенных
пределах. С какого момента
вы понимаете, что кто-то
способен менять вашу картину
мира, что вы стали понятны,
как никогда раньше, чего вы
никогда не простите никому,
даже мне. Оттого и
приходите, сами того не
желая. Пока не уволите
меня?..
Он
усмехнулся, отвалился на
спинку дивана, стал дергать
ступней той ноги, которая
оказалась сверху, когда он
заложил ногу на ногу.
-Похоже, вы
поймали за хвост мою
проблему. Ловко, признаюсь,
не ожидал. Не ожидал… Так и
хочется спросить, что
делать, доктор?
Он не был зол
на меня, и довериться был
готов, впервые делая это
осознанно, впервые зная, что
ничего "худшего", чем есть
уже, он не получит.
-Наверное,
надо перестать верить, что
за доверием непременно
следует предательство, и
тогда не придется прежде
предавать того, кто вам
доверился.
__________________
|
|