Чтобы на улице был праздник

-Я стреляла в него два раза. Второй раз попала в бензобак. Машина почему-то не взорвалась.

-Он такой прыткий?

-Он убежал за дом и спрятался там. – она улыбается – Испугался, наверное…

-Выглядывал, как гном?

Она задумывается на несколько секунд, смотрит немного удивленно и пожимает плечами, прежде чем ответить.

-Может быть… А что, гномы выглядывают, когда прячутся?

-Они всегда прячутся. У меня была одна девочка на приеме, которая и рассказала мне, что гномы любят прятаться. Потом она созналась, что нафантазировала, чтобы попугать маму… чтобы на нее обратили внимание. Ну и так далее. Понимаете…

-Мои тоже фантазировали, пока были маленькими. Теперь у них уже другие игры. Теперьповзрослее игры…

-У нас у всех взрослые игры.

Она улыбается, улавливая, к чему я клоню разговор и говорит совершенно просто, будто сознается в собственной непорочности:

-Я бы его убила, если б попала..

Обращает на себя внимание одна особенность ее глаз: она смотрит слегка прищурив один, будто ей приходилось носить монокль. Пугает блеск этих карих, почти черных глаз. А вообще ведет она себя спокойно и придется еще долго слушать ее, прежде чем удастся уловить смысл такого откровенного начала здесь, в комнате, с приглушенным светом, который придает ее лицу матовый оттенок и создает ощущение иллюзорности всего прочего, что окружает, что может сохраниться в комнате, обустроенной в середине тридцатых годов, не позже. Хотя, этот шкаф и зеркало между двумя окнами, завешанными плотными гардинами,  могли быть перенесены и с 19 века...

-Наверное, надо будет снова попробовать? –говорю ей.

Затем, будто поправляясь, откровенно имитирую… шутку:

-…Если поставить перед собой цель…

Она насупливает брови. Даже слегка щурится, близоруко разглядывая мысль.

-Опять?.. Так не получится. Да и я была в таком состоянии. Сами понимаете… В таком состоянии чего только не натворишь.

-Будем считать, что вам повезло?

-Наверное… Хотя, надо было его застрелить. Он заслужил этого! Это ему повезло…

Сейчас, по прошествии чуть менее десяти лет, эта встреча кажется призрачной, если можно так выразиться. Чтобы понять книгу, надо ее прочесть до конца, хотя, встречаются и такие, что с самого начала имеют разгадку. С нею мне трудно было предугадать развязку истории, даже если в очередной раз, когда она доверчиво повествовала мне о своих переживаниях и о своих намерениях; когда была уверена, что я непременно ей помогу успокоиться,  я чувствовал этот навязчивый запах. Бывают ведь такие галлюцинации, от которых и не избавиться вовсе, пока находишься в том месте, где они впервые посетили тебя или  в близости к человеку, который смотрит такими разными глазами и особенно – с таким… чуть ли не звериным блеском… в этих глазах. Кажется, стоит потянуть воздух посильнее – во всю грудь и тотчас же пройдет это наваждение. Оно и проходит на пару минут, чтобы возникнуть снова, как только наши взгляды пересекаются…

Во второе свое посещение она выглядит поспокойнее, но продолжает твердить навязчиво, что Его нужно непременно наказать. Я же не могу избавиться от навязчивого запаха, который может исходить от истлевшего трупа.

Она показывает мне пистолет и револьвер. Я только снимаю магазин пистолета и убеждаюсь, что патроны боевые. Спрашиваю, каким образом она намерена привести в исполнение свой приговор?

Улыбается она… откровенно, если так можно сказать – чисто, будто речь мы с ней ведем о приятном мероприятии.

-Он попадется мне и я пристрелю его на этот раз. Тогда вам удалось запудрить мне мозги. Я действительно как будто забыла, что он такой… Я ведь мечтала, что одену цыганскую юбку и пойду бродить по миру. Прибьюсь к какому-нибудь табору и пойду бродить по миру. Оставлю девочек – они взрослые и пусть сами о себе позаботятся. Настало мое время… Но когда снова увидела его с ней, то вспомнила, что… он не имеет права жить, если принес мне столько несчастья… Вы понимаете меня, да?

-Конечно понимаю. Все равно девочки останутся одни, вы это знаете. Все равно вас посадят и девочки останутся одни. И даже если промахнетесь, и даже если только раните его, а оттуда, из тюрьмы не сможете достать паршивца, все равно будете знать, что дети остались одни. Сколько старшей? Двадцать? Вот она и потянет двух младших. На свои 6 тысяч она будет их кормить и обучать. Впрочем, зачем им обучаться? Они ведь тоже пойдут бродить по белу свету, будучи только на четверть цыганами? Или иначе?..

 Тяжело соображает женщина. Выглядит растерянной, может – обескураженной. Блеск в глазах не проходит. Они, глаза, мечутся теперь.

-Я понимаю. – говорит слабым голосом – Он ведь не имеет право жить. Правда?

Смотрю на нее, сохраняя лицо окаменелым, создавая впечатление безучастности. Может бытьпоэтому она отворачивается и смотрит в сторону зеркала, в котором видит себя…

-Он сделал мне столько больного…

Она рассказывает затем, что в детстве жила у бабушки и что изредка ее навещали два ненавистных человека – мать с отчимом. Затем она вспоминает те случаи, когда ее обижали…

Ни один из ее рассказов не изменил выражения моего лица. Было понятно, что ждет онапрежде всего сочувствия. Извлекая из прошлого только те фрагменты, в которых видит себя угнетенной, она привычно ждет понимания и соучастия. Вместо этого видит не то безразличие, не то холодность. И только когда речь касается рождения первого ребенка от первого брака, я будто оживаю и начинаю выспрашивать такие подробности, которые могут интересовать разве что родную мать. Постепенно ручеек радости, пробиваясь из-под земли, сливается с извилистой речкой, которая должна к низу расширить берега, набрать силу. Незаметно и быстро проходим всех творцов ее детей и оказываемся перед… холодильником.

-…Я поняла недавно, что Он достиг своей мечты. Его мечта сбылась. Вы понимаете, он вырос у алкашки-матери. Все детство голодал и потом стал пить. Это я его вытаскивала из запоев и нянчилась как с ребенком. Правду вы сказали, что я совершенно забыла про своих дочерей. Все с ним возилась, идиотка. Как-то раз он признался мне, что мечтает иметь огромный холодильник и чтобы он был набит жратвой… Так получается, что теперь у него есть такой холодильник. В новой-то квартире, купленной на мои деньги. Ну часть моих денег. Я-то думала, что мы вместе станем жить. А он… завел молодую…

Хоть и послабее, но блеск в глазах ее возобновляется. Однако я знаю, что за окном глубокая ночь. Ехать ей придется долго и к тому времени всяко уж он будет дома. Как потом она рассказала, она все-таки подъехала к его дому и когда поняла, что ждать придется до утра, чтобы исполнить свои намерения, то выстрелила дважды в дверь и быстро скрылась, предварительно поставив машину в отдалении…

В последний раз мы с ней виделись много времени спустя. Она звонила несколько раз и очень ждала, когда я вернусь из Москвы. Приехала сразу же, как только застала меня на квартире –вероятно звонила часто.

Я встретил ее и с самого порога она взмолилась:

-Невыносимо жить! Сделай что-нибудь!

К тому времени мы были уже на "ты". За стол она садиться не хотела, в кресло тоже. Выбрала место на диване – в углу. Сняла туфли и подобрала под себя ноги. Несколько минут следила за мной, как я нервно хожу по комнате, курю и с тревогой изредка поглядываю на нее.

-Ты представляешь, я подружилась с ней! Если б могла, стала бы лесбиянкой. Лишь бы быть рядом. Он так и сказал, что хотел бы иметь нас обоих… Представляешь?! Какая скотина! Я знаю, знаю, что дура я! И все равно он теперь чаще со мной встречается. Я сделала так, что его положение на работе зависит от меня. Вот он и рядом. Но мне так противно! Если б ты знал!.. Да не переживай ты так. Успокойся. Сядь лучше рядом. Когда ты рядом, мне всяко легче. Мозги перестают кипеть…

После этого признания мне оставалось только и привычно поработать с ее картинками, к которым привязаны были чувства – те, что кажутся человеку неуправляемыми, возникающими вдруг- толи из прошлого, толи из-за кого-то.

На прощание она крепко прижалась ко мне и поцеловала чуть ли не в губы. Попросила не переживать особенно, потому что ничего более не случится.

-Я не знаю, как ты это сделал, но мне сейчас больше хочется, чтобы он жил, чем раньше хотелось, чтобы он умер. Он теперь всецело зависит от меня. Они оба зависят от меня. Эту мысль ведь ты мне подсунул, помнишь? Я потом поняла, когда сделала так, что перевели их отдел под мою фирму… Теперь он мне задарма не нужен. И на моей улице будет праздник!.. Боже, как бы я опозорила дочерей, если б замаралась об него?! Это ж не Питер. В нашем городке все друг друга знают. Меня – тем более!.. Спасибо большое!..

Умерла она пару месяцев спустя. Позвонил я, доверившись интуиции. Трубку взяла  старшая дочь. Я представился и она сказала, что слышала обо мне от матери.

-У мамы был инсульт. Мы ее уже похоронили… Произошло это в машине и рядом сидел Он. На заднем сиденье я была. Хорошо, что успела вытащить ключ из замка зажигания. А то бы и машину он отнял… - сказала она спокойно.

Мы помолчали несколько секунд и вдруг я услышал тихий голос, отчего подумалось, что мне кажется, что мне слышится такое…

-Я знаю, что у нее больше не было выхода… Я подниму сестричек, обещаю вам…

__________________